Разговор с видным церковником изрядно удивил Ганебиса. Ладно десятина - о корыстолюбии этой братии не судачил только ленивый, но неужели их настолько допекли какие-то скрывающиеся в горах несчастные сектанты, что ради избавления от них они готовы договариваться с тем, кого сами же и наименовали врагом рода человеческого? Сам он алгедрийцами доселе не интересовался и об их культе знал прискорбно мало, ну, разве что, что своим идеалом они считают бесполых ангелов и верят в перерождение. В последнее верил и сам Ганебис, а точнее, был в этом полностью уверен, но, может, именно поэтому спасать свою грешную душу не спешил. Да, это никак не соотносилось с церковными догматами, но алгедрийцы вроде как воинственностью не отличались и никому не навязывали свои представления о божественном. С чего это почти всемогущая Церковь вдруг стала видеть в них угрозу?

За текущими государственными делами, которые не удавалось ни на кого спихнуть, хотя сам Ганебис предпочел бы потратить это время на новые исследования или общение с Высшими силами, молодой витанийский король совсем было позабыл о загадочных алгедрийцах, но однажды Синдал явился к нему с неожиданным докладом:

- Государь, мои люди задержали рядом с дворцом двух уличных певцов, мальчишку и старика. Они почему-то рвались тебя увидеть и никак не хотели уходить, сколько их ни гнали. Прикажешь их допросить?

- Хм, это действительно певцы?

- Да, незадолго до того они выступали на городском торге и собрали большую толпу. Те, кто их слышал, говорят, что поют эти двое обалденно, особенно мальчуган, а старец еще и играет на струнном инструменте, какого у нас никогда не видели. Оба явные иностранцы, причем из дальних земель. Никакого оружия при них не обнаружено.

- Ну тогда доставь их в приемный зал, послушаем.

Синдал отправился исполнять приказание, и скоро его стражники втолкнули в указанное помещение обоих певцов. Приемный зал дворца был размером поменьше церемониального и назывался так потому, что здесь витанийский король принимал прошения от своих подданных. При Рохане ритуал этот был вполне устоявшимся, Ганебис был от него не в восторге, но временами тоже проводил, чтобы не разочаровывать страждущих подданных. Королевского трона этому помещению не полагалось, но роскошное кресло для монарха там все же имелось. Его Ганебис и занял, взглянув на склонившихся в поясном поклоне певцов.

- С чем пожаловали, гости дорогие, готовы ли усладить мой слух своим искусством?

Певцы выпрямились. Седой старик метра под два ростом держал в руках упомянутый Синдалом инструмент. Струн там было натянуто десятка два, ничего подобного в Витании действительно не видели. Стоящий рядом с ним светловолосый мальчуган с небесно-голубыми глазами доставал ему макушкой почти до плеча, так что сошел бы за рослого подростка, вот только на его верхней губе еще даже пуха не просматривалось и шея была по-детски тонкой, хотя при этом он уже заметно раздался в плечах. Оба смотрели на Ганебиса без страха, эмоции старика вообще сложно было угадать, а лицо мальчика выражало пусть робкую, но все же надежду. Королевский вопрос они поняли, как поощрение к действию, старец тронул струны на своем инструменте, а мальчик запел. Вскоре вторым голосом к нему присоединился и старик.

У детей бывают очень высокие и чистые, ангельские голоса, но им обычно не хватает объема легких, чтобы эти голоса звучали действительно сильно. Взрослые певцы с широкими грудными клетками могут долго тянуть ноты, но ангельскими их голоса уже никак не назовешь. Рослый мальчуган каким-то образом совмещал оба эти достоинства, да и голос старца, потерявший уже юношескую свежесть, был ниже лишь на октаву. Пели они на не знакомом Ганебису языке, и песнь эта походила на какой-то религиозный гимн, но исполнялась так вдохновенно, что реально создавала ощущение полета. Король просто млел от нее. Не удивительно, что их так слушала уличная публика.

Но все хорошее когда-нибудь кончается, закончилось и это выступление. Оба певца воззрились на Ганебиса с надеждой в глазах, не спеша, однако, обращаться с просьбами и явно ожидая его реакции. Ну что ж, если она так уверены в его прозорливости, то не стоит их разочаровывать.

- Полагаю, вы вовсе не ради денежной награды так рвались познакомить меня со своим искусством, на торге вам бы накидали и больше монет. Так кто вы и чего на самом деле хотите?

- Мое имя Игвай, государь, - коротко представился мальчик, предоставляя дальше говорить старику.

- Государь, меня зовут Нолай, и мы с моим юным спутником Божьи дети.

- А Божьими детьми, согласно учению нашей Церкви, принято считать ангелов, - продолжил его мысль Ганебис. - То есть вы из той самой ангельской секты, что скрывается в Алгедрских горах.

- Да, государь, - поклонился старец.

- Я, к сожалению, плохо знаком с вашим учением, но ходят слухи, что вы отвергаете все соблазны материального мира, поскольку он находится во власти дьявола. Меня та же Церковь называет прислужником дьявола. Что же тогда заставило вас обратиться именно ко мне?

- Государь, нас не волнует мнение этой Церкви, поскольку, по нашему глубокому убеждению, дьяволу служит она сама. Но по всему миру уже ходят слухи, что вы можете общаться с Высшими силами. Мы чтим таких людей, считаем, что на них нисходит Святой Дух, и их речи следует воспринимать как пророчества. Неужто мы ошиблись и эти слухи неверны?

- Нолай, эти слухи вполне правдивы. Я сам говорил об этом своим вассалам и даже церковникам. Надеюсь, они не слишком переврали мои речи. Но Высшие силы никогда не говорили со мной о грядущих событиях, я не умею пророчествовать, я ждал от них только научных знаний о нашем материальном мире, и я эти знания получил. Вас материальный мир не заботит, вам важно лишь спасение души, так каких пророчеств вы от меня ждете?

- Государь, Высшие силы воздают каждому по его вере. Но они признали Вас достойным общения с собой, и для нас этого достаточно. Мы не ждем от Вас пророчеств, но молим о защите от преследований и дать нам возможность проповедовать наше учение за пределами нашей общины. Мы вынуждены скрываться в горах от преследований инквизиции, но даже там на нас периодически нападают ее слуги, а появление в любом равнинном селении грозит нам муками и смертью. Мы не можем донести до обманутых Церковью людей наше слово, показать им путь к спасению их заблудших душ. Они обречены на вечные перерождения, а пока это колесо не остановится, пока все людские души не найдут пути к Свету, этот мир так и будет пребывать во власти дьявола. И только Вам, государь, сейчас по силам это изменить. Церковь Вас боится, и мы слышали, что инквизиция больше не имеет в ваших землях никакой власти.

Ганебис кивнул. В Витании инквизиция и раньше не особо зверствовала, в отличие от земель, принадлежащих самому Святому Престолу, а после воцарения Ганебиса, побоявшись жить под властью колдуна, с которым обязана была бороться, и вообще убралась из страны. Засевшие в горах сектанты оказались на удивление хорошо информированы. Это действительно слухи так быстро распространяются, или им как-то помогли их собственные пророки?

- Старик, ты обращаешься ко мне с просьбой о защите от лица всей твоей общины? У тебя есть на это полномочия?

- Да, государь, я давно служу священником у Божьих детей, и наше собрание предоставило мне право говорить от лица всей общины. А вот это мой будущий сменщик, - показал он рукой на Игвая. Тот скромно потупился.

- Это уже совсем интересно, - промолвил Ганебис, пристально оглядывая сперва одного, потом другого. - Я вот слышал краем уха, что священниками у вас могут быть только вошедшие в ангельский чин, а ангелов всех считают бесполыми. Или это требование относится не только к священникам, но и ко всем вашим адептам?

- Только к священникам, государь, - ответил Нолай. - Божьи дети делятся на белых и серых голубей. Белые голуби, коим надлежит напрямую беседовать с Богом, действительно должны лишить себя тех частей тела, что вызывают соблазны, серые же голуби усмиряют свою плоть иными методами, иначе у нас не рождались бы дети и наша община давно бы вымерла.

- То есть те, кого вы завербуете в свою общину, станут только серыми голубями? - спросил Ганебис.

- Да, государь, хотя каждый имеет право приблизиться к Богу, но путь этот очень долог и тяжел и начинаться должен, как правило, в раннем детстве. Кто уже успел нагрешить в жизни, тому не стать ангелом до следующего перерождения.

- Понятно. И когда же у вас становятся священниками?

- По достижении тринадцатилетнего возраста, государь.

- Что-то рановато по меркам Церкви, хотя она, конечно, вам не указ.

- Государь, даже эта Церковь признает, что религиозное совершеннолетие наступает в тринадцатилетнем возрасте. Не она этот срок установила, это написано в тех священных текстах, которые она себе присвоила и не решается переписать. И если человек в этом возрасте безгрешен и морально созрел для общения с Богом, то зачем ему в этом препятствовать?

- Разумно, - кивнул Ганебис и обратился к Игваю. - Так когда тебе, ангельское дитя, предстоит принять на себя обязанности священника?

- Через год, государь, - ответил мальчик.

- Что-то ты слишком вымахал для двенадцатилетнего!

Игвай слегка покраснел и опустил глаза. Нолай поспешил прийти к нему на помощь:

- Государь, его оскопили в девятилетнем возрасте, а белые голуби после этой операции очень быстро идут в рост.

Король еще раз окинул взглядом юного кастрата. Если он уже в двенадцать такая каланча, то каким же станет, когда повзрослеет? Парень, однако, был красив прямо таки ангельской красотой, как этих существ принято изображать на церковных фресках. Страшно подумать, сколько барышень будут по нему сохнуть, даже не задумываясь, что у него там есть между ног. Но белые голуби же отрицают любую плотскую любовь, а все возвышенные чувства по их глубокому убеждению должны в итоге преобразоваться в любовь к Богу. Но черт возьми, насколько же сладко он поет! Уже ради одного пения этого будущего священника хотелось держать при себе, если не во дворце, то где-то поблизости. И Ганебис сделал свой выбор.

- Божьи дети, вы меня убедили. Я предоставлю вам подданство Витании, защиту от преследований и землю для поселения. Можете даже построить свой храм в городской черте. Или у вас нет храмов?

- Государь, мы можем общаться с Богом в любом помещении и даже на открытом воздухе, но когда-то давно у нас действительно был собственный храм, снесенный потом церковниками. Если будет на то ваша воля, мы сможем его воссоздать.

- Да будет так! А то, что вы исполняли передо мной и на троговой площади, это, надо полагать, ваши религиозные гимны?

- Это так, государь.

- Жаль, что я не знаю вашего языка, а вот вы витанийский хорошо выучили, как я погляжу.

- Господь дает нам способности к познанию языков, - поклонился Нолай. - Если Вы того пожелаете, мы будем обращаться к Нему и на витанийском, так будет даже понятнее вашим подданным.

- Пожелаю. Теперь остается один вопрос: как ваша община переберется в Витанию через враждебные земли? Вы-то двое, как я понимаю, путешествовали под личиной странствующих певцов.

- Это будет трудно, государь, - признался Нолай, - но мы готовы на этот риск. Возможно, мы представимся торговым караваном или бродячими актерами...

- Которым для такого путешествия все равно потребуются подорожные, - перебил его Ганебис. - Хорошо, я отправлю в соседние с вами земли настоящий торговый караван, он на обратном пути вас и заберет. Соседи слышали обо мне уже столько очень страшного, что вряд ли решатся напасть на моих купцов. А поведет этот караван мой особо доверенный друг по имени Хенкос. Вас сегодня же с ним познакомят. А пока этот караван снаряжается, вы - мои гости. Синдал, отведи их в гостевые покои и прикажи накормить тем, что они сами пожелают.

Посланники Божьих людей откланялись и покинули приемный зал. Сам Ганебис за ними не спешил. Он сам еще не до конца понимал, во что сейчас добровольно ввязывается, но предвкушения были очень хорошие, словно ему и впрямь вот-вот отворится дверь на небеса.